– Я очень разгневан, Арат! Истина в том, что ты не готов к правлению царством. Я как вершитель судеб повелеваю: отрекись от трона и уезжай из столицы! Если нет – моя молния поразит тебя.
Вновь раздался гром. Перепуганный монарх, уже простившийся с жизнью, был готов на все:
– Отрекаюсь, отрекаюсь! Умоляю, не губи! Хочу спастись, надежда только на тебя. Уеду далеко, далеко, и всю оставшуюся жизнь буду страдать, молиться и приносить тебе жертвы.
– Да будет так! – прогремел «бог» и исчез в клубах дыма.
Арат, вглядываясь в темноту, затаил дыхание в ожидании чуда. В проеме двери появилась мать. Со страдальческим выражением лица Эрмина подошла к непутевому сыну:
– Сынок, вставай, пойдем, обопрись на меня. – Она помогла встать полуобезумевшему отпрыску и, нежно обняв, повела прочь из опасного места. – Мы уедем в крепость Амберт и будем жить тихо и мирно. Зачем тебе все эти дрязги?
– Да, мама, не хочу никаких тревог. Быть царем – мучительная пытка. – Тоскливым взором окинув комнату, проговорил: – Седой великан подпирает небо и кутается в облака… Кто это?
– А, это! Гора… Гора Арарат, мой хороший.
– Участь моя горька, – шепотом пробормотал сын.
Мать ласково погладила голову сына, приговаривая:
– Твою любимую долму с виноградными листьями и айвой буду готовить, как в прежние времена.
– Мы будем жить мирно и тихо… – Внутри него разверзлась пустота.
С потухшим взглядом он вошел в сводчатый зал. Проходя мимо Эрато, Гатерия и Баграма, безучастно посмотрел на сестру и, сняв с головы золотую диадему, протянул символ власти царице, проводившей незадачливого правителя с жалостью. Вместе с матерью они вошли в тайный туннель, ведущий в лес, где ждали верные люди и резвые лошади. Группа всадников понеслась безлюдными дорогами и тропами в отдаленную крепость, в которой никто не помешает Арату предаваться размышлениям и созерцанию. Правление Артавазда III завершилось.
Глава 25
Римская армия во главе с молодым полководцем Гаем двинулась из Сирии к границам Парфии и Армении. Император Август никоим образом не желал терять контроль над этими странами, и новый поход на Восток, спланированный Тиберием, начался. Цель кампании – усмирить Армению, не допустить скатывание царства в сферу влияния Парфии, ослабить амбиции парфян, но главное – захватить Палладиум. Официальное распоряжение сената гласило: Гаю Випсаниану выступить в поход для обеспечения длительного мира на римской границе.
– Все ради благих богов! – провозгласил тост, подняв кубок, наполненный вином, Квириний.
В палатке командующего, богато обставленной красивыми вещами, кроме Гая и Квириния, были Лоллий и Веллей. Армия подошла к Евфрату и, разбив лагерь, в ожидании парфян на противоположном береге, проводила время в дружеских попойках и неутомительных тренировках. Гай пригласил на вечернюю выпивку своих помощников.
Веллей, подняв кубок, самозабвенно сказал:
– Гай, ты велик! Не было никого до тебя, кому могли бы подражать, и в будущем не найдется никого, кто будет достойнее. Твои рвение и талант – это наивысшее совершенство! Я рад принимать участие в большом походе.
Веллею 18 лет. Красивый юноша с ниспадающими на лоб темными волнистыми волосами, широко раскрытыми голубыми глазами, черными бровями и грустным выражением лица был военным трибуном при командующем и часто оставался с ним наедине, поскольку писал историю похода, несомненно, под диктовку Гая.
– Спасибо, Веллей. – Гай пристально и долго смотрел на трибуна. – Вижу перед собой дельного офицера, которому принадлежит будущее. Ты близок мне по духу. Когда-нибудь мир будет упиваться трудами историка Веллея Патеркула.
– Гай, ты сражаешься за спасение мира! – воскликнул восторженный Веллей.
Молодой командующий снисходительно улыбнулся:
– Император придает моей миссии большое значение, обличив широкими полномочиями.
Император считал своего любимого внука 19-летнего Гая, сына Агриппы и Юлии, наиболее вероятным своим преемником и готовился передать ему всю полноту власти. С семи лет мальчик участвовал вместе с Августом во всех официальных церемониях, в 12 уже сопровождал Тиберия в походе против германского племени сигамбров, в 14 лет сенатом был назначен консулом и лидером римской молодежи, введен в коллегию понтификов, в 16 стал сенатором и начальником конницы (заместитель Августа), обручившись с 9-летней племянницей Тиберия. И вот теперь он пришел на Восток в должности консула сражаться с варварами за спасение всего человечества – так внушала народу римская пропаганда. Ему даже загодя присвоили титул «правитель Востока». Все это вскружило юноше голову. Вседозволенность порождала извращенные наклонности, и об его утехах в Сирии многие злословили.
– Ты там, где первые! – римский тост произнес Квириний.
Этот напыщенный советник Гая был римским наместником провинции Сирия. В историю он вошел тем, что затеял перепись населения провинции, вследствие которой Иосифу и Марии пришлось отправиться в город Вифлеем, где родился младенец Иисус. Как удачливого полководца Август приставил Квириния советником к неопытному Гаю.
– Спасибо, генерал!
Молодой командующий слабо доверял 40-летнему вояке, но тем не менее советы его ценил и разрешал фактически управлять войсками.
– За успех похода! – провозгласил тост Лоллий.
Этот легат влился в свиту внука императора как знающий обстановку и повадки противника. Прибыв в ставку, сообщил, что практически вычислил, где находится тайник с Палладиумом. Гай, свежий, с идеально гладким лицом, темноволосый, гордый и надменный, смотрел на спившегося Лоллия как на неудачника:
– Лоллий, о твоем коварстве и хитрости донесли Августу, но ему было угодно, чтобы я прислушивался к мнению лисы, виляющей хвостом. Что ж, придется. Но учти: я за тобой слежу и не премину обесценить в глазах императора прежние заслуги старого легата.
– Утомительное это занятие – слежка и вряд ли улучшит наше с тобой щекотливое положение, – поставил на место зарвавшегося наглеца легат.
Откинувшись в кресле с мстительным выражением лица, Гай, сообразив, что обоим не поздоровится, если не привезут императору Палладиум, скривив рот, пробурчал:
– Веллей, почитай что-нибудь из твоего труда обо мне.
Трибун взял восковую дощечку с нацарапанными письменами и произнес:
– Консул, это я написал сегодня утром.
В пассаже говорилось: «Я был очевидцем божественных дел Гая и в меру своих посредственных возможностей принимал в них участие. Я наслаждался зрелищем, когда солдат в радостном ликовании выражал свою любовь к Гаю словами: „За всю свою жизнь не желал и не имел более счастливого дня, чем сегодня, когда ты сказал, что мы идем покорять Армению!“ Благодаря своим заслугам и способностям Гай заслужил право называться Цезарем».
Гай расплылся в счастливой улыбке:
– Вы все будете гордиться, что служили под моим началом, рассказывая родным, как ходили в поход на Армению.
Появилось войско парфян, все на лошадях, все в черных халатах, высоких сапогах и желтых шапках, все злобные и враждебные. Расположившись на другом берегу Евфрата, потомки кочевников начали обустраиваться. В отличие от строгой архитектуры и симметрии римского лагеря, бивак парфян представлял беспорядочное нагромождение палаток из звериных шкур, обозов, стойл для лошадей и бесчисленных костров. Стоял невероятный гвалт. Большинство солдат парфянского войска были рабы, однако эта разношерстная масса сумела в последних трех битвах разбить более сильную римскую армию, и теперь две Империи вынуждены были договариваться, вынашивая в отношении друг друга агрессивные намерения.
В шатре царя убеленный сединами царедворец Шадман, одетый в синий бархатный халат, расшитый золотыми звездами, сладким голосом говорил Фраату IV, восседавшему на походном троне:
– Государь! Завтра подписание мирного договора с Римом. Ты – гений! Заставил врага уважать себя. Теперь граница с Римской империей пройдет строго по Евфрату, как мы и требовали.