Оттолкнув служителя, римский военачальник рявкнул:

– Я Помпей, мне можно!

Он поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Первое, что ощутил Помпей, – тревогу, перерастающую в угрозу. Отбросив негативные мысли, продолжил движение. Сейчас он, покоритель мира, великий полководец, император, войдет в особое помещение, где обитает сам бог, поднимется до уровня бога, и тайные знания прольются на него!

В святая святых было темно. Кассий принес факел. Большая темная комната без окон… Пустая! Легаты в недоумении стояли за спиной Помпея и переглядывались. Деметрий, не рискнувший зайти, с любопытством тянул шею, чтобы рассмотреть хоть что-то. Кассий пошутил:

– Богу до нас нет никакого дела, он попросту пренебрегает нами, испытывая терпение.

Помпею было не до шуток. Он уставился на перстень дракона, который горел так ярко, что, казалось, прожжет человеческую плоть. Внезапно Гнея охватила паника, появилась нарастающая головная боль, из глаз потекли слезы, слова застряли в горле. Чтобы не потерять сознание, Помпей резко развернулся и вышел из святая святых. Боль исчезла, перстень не светился, ясность речи вернулась. За ним на площадку перед храмом вышли остальные. Обратившись к ним, он тихо сказал:

– В храме ничего не трогать. Пошли!

У ворот стоял Гиркан и, проходя мимо него, Помпей объявил:

– Гиркан, я пришлю двух быков в жертву богу. Тебя назначаю этнархом и первосвященником иудеев!

Гиркан поник лицом: этнарх – титул правителя этносом в римской провинции (причем с массой ограничений), не царь и не царского звания. А Помпей продолжал:

– Иудея включается в состав римской провинции Сирия. Наместник Габиний тебе поможет, но не беспокойся, без особой надобности тревожить не будем. Правь, Гиркан!

В лагере римлян царило приподнятое настроение. В палатке Помпея собрался командный состав. Деметрий разливал вино по кубкам, а полководец провозглашал:

– Мы взыщем с Иудеи контрибуцию – десять тысяч талантов! Все получат вознаграждение за взятие Иерусалима!

– Во имя Рима! – заорали вояки.

– Аристобул обманул меня! – Злость отразилась на лице Помпея. – Его с семьей увезем в качестве пленников!

– Да-а!! – кричали легаты.

– Габиний! Ты, как наместник, не сильно прижимай иудеев, предоставь им некоторую автономию, а порядок поддерживай с наименьшими затратами.

– Слава Помпею! Слава Габинию! – рев пьяных офицеров разносился по всему лагерю.

Помпей, позволивший себе расслабиться после пережитого днем, прищурил глаз:

– А завтра мы начинаем планировать поход в Набатею…

Генералы и офицеры, которые устали от походов, давно не были дома и надеялись, что со взятием Иерусалима война закончилась, открыли рты, но не произнесли ни звука.

В палатку стремительно вошел Тиберий, 18-летний военный трибун:

– Проконсул! Прибыл гонец с известием о смерти Митридата!

Помпей подумал: «Как некстати! Война до победного конца. Вот и конец войне. Миссия исполнена».

Он смотрел на Тиберия долго и изумленно, будто пораженный молнией. Озадаченные офицеры ждали реакции главнокомандующего. Закон о передаче ему командования римской армией на Востоке действует до смерти Митридата. В Риме сенат давно выражал недовольство затягиванием войны, а знатные горожане побуждали народ требовать возврата армии из Азии и защищать город от намечавшегося вторжения понтийского царя. Гней преднамеренно оттягивал завершение войны, часто специально не ввязывался в сражения с противником, придумывая разные причины и заставляя солдат покорно маршировать по азиатским дорогам. Теперь он увяз в Иудее. А все потому, что не получалось решить в сенате главный вопрос о земле во владение ветеранам его армии. Без поддержки же ветеранов он в Риме никто, и мечта стать диктатором неосуществима.

Наконец, выйдя из ступора, глухо произнес:

– Войне конец!

– Ио!!! – раздался триумфальный крик офицеров.

Присутствующие, уже не замечая Помпея, смеялись, шутили, поздравляли друг друга, договаривались о предстоящих попойках, подшучивали над Габинием, которому досталось беспокойная провинция, строили планы на будущее.

Помпей смотрел на этот разгул необузданного веселья и думал: «Судьба неизбежнее рушит планы, чем помогает осуществлять задуманное».

Когда командиры ушли, он сел за чтение письма Фарнака, сообщавшего о мятеже в Боспоре и самоубийстве отца. «Я отправил корабль с дорогими дарами для тебя, а также с телами отца и его детей. Выражаю желание стать другом Рима», – писал он.

– Тиберий, – Помпей поднял голову, посмотрел на трибуна и стал говорить медленно и негромко, – подготовь распоряжение: Митридата с почестями похоронить в царской гробнице в Синопе, в бывшей его столице. Противника надо уважать, ведь без его величия и мы ничтожны. Войскам готовиться к возвращению в Рим.

Оставшись один, Гней думал о превратностях судьбы, пока Деметрий не отвлек его от грустных мыслей:

– Проконсул, если разрешишь, я скажу.

– Говори, Деметрий.

– Ты раздвинул власть римлян до Египта, а сам Египет остался вне поля твоих интересов. Обрати взор на эту страну. Надежные люди рассказывают, что ее правитель нашел то, что делает каждого великим провидцем, наделяя магической силой и бессмертием.

Помпей встрепенулся:

– И что это за вещь?

– Свиток Творца! С помощью него можно постичь язык и письменность всех народов, получить власть над природой и людьми, встать вровень с богами.

Помпей встал. Его охватило сильное волнение. Глаза выражали решительность и непреклонность.

В Риме смерть Митридата, которого Помпей Великий загнал в ловушку и победил, вызвало бурное ликование. По предложению консула Цицерона были объявлены 10-дневные празднества и игры. Фарнак, выдавший римлянам труп отца, надеялся, что его объявят царем Понта, но просчитался – получил лишь Боспор – и затаил обиду.

Глава 30

Египетский царь, которого вслед за греками весь мир стал называть фараоном, внезапно объявился в Армении.

– О царь царей Тигран! – воскликнул Птолемей XII, войдя в тронный зал арташатского дворца. Одетый по римской моде, c повязанной вокруг головы белой лентой, он пытался льстить правителю Великой Армении: – Ты велик! Пусть дни твоего правления продлятся до бесконечности, а твои дела плодят изобилие и богатство.

Тигран II снисходительно посмотрел на повзрослевшего молодого человека, своего ставленника на трон Египта:

– Лесть применяют в двух случаях: когда хотят завуалировать правду и когда льстецу что-то нужно.

– О царь царей, твое слово, как молния, разит заклятых врагов и подобно благодатному дождю вселяет надежду в друзей.

– Чему же я должен доверять: молнии или дождю?

Птолемей тяжело вздохнул:

– Гром прогремел над моей головой. Украли Свиток Творца! Египет разорен, меня же изгнали из страны.

– Плохо! – только и сказал армянский правитель.

Тигран встревоженно посмотрел на советников, окружавших трон. Артавазд, озадаченный и раздосадованный, спросил:

– Как это случилось?

Птолемей, всхлипнув, скупо обрисовал ситуацию:

– Все шло хорошо. Цезарь, получив обещанные деньги, провел через римский сенат закон о признании меня царем. Страна шла к процветанию, наладилось хозяйство, а собираемость налогов увеличилась вдвое. Но Свиток Творца пропал, я больше не всесилен.

– Что ж, расскажи подробнее. В любом безвыходном положении есть как минимум два выхода. – Царь смотрел на неудачника исподлобья.

Птолемей поведал историю своего падения, умолчав о деталях…

Египет, месяц назад.

Фараон, прозванный Авлетом (Флейтист), разгоряченный вином, доказывал другу-музыканту:

– Я достиг величайших вершин в игре на флейте. Вот послушай!

И он сыграл длинный пассаж. Друг, такой же повеса, как и Птолемей, на вид совсем пьяный, не согласился и исполнил пассаж на продольной флейте снизу-вверх и наоборот.