Римская пехота начала наступление, двигаясь быстро, соблюдая равнение, готовясь дружно бросить во врага пилумы и напасть на него с мечами. Большой отряд римских всадников поскакал к холму, чтобы пленить армянского царя, но был окружен и уничтожен появившимся из засады отрядом Тиграна.

Лукулл вдруг понял, что лучники Тиграна, наносящие его всадникам все новые и новые потери, отступали притворно, и вообще вся эта операция Тиграна – военная хитрость, армянской пехоты нет, и римская армия сражается с тенью.

– Они симулируют бегство! Они нас провели! Подать сигнал к отступлению! – воскликнул он, но ничего сделать уже было нельзя.

Царь Тигран, удовлетворенный тем, что все идет по плану, приказал:

– Нанести удар по флангам римской конницы, смять и уничтожить противника.

Армянские трубачи трижды подали сигнал, и кавалерия Тиграна начала охватывать фланги римлян, намереваясь завершить окружение. Порядки римской конницы окончательно расстроились, их уже атаковали с флангов и тыла, и в свалке, которая началась, армяне наносили удары копьем и мечом, сбрасывали с лошадей римских воинов и давили их конями. В конце концов римская конница была окружена, часть ее обратилась в бегство, но потери были огромными, и конница Лукулла перестала существовать. Теперь остатки врага преследовала армянская кавалерия, пока не прозвучал сигнал к отступлению. Тигран, усмехаясь, покидал холм, а его конница скакала прочь от места боя, растворяясь в складках местности. Сражение с римлянами было выиграно.

Потрясенный Лукулл смотрел на эту абсурдную картину и понимал, что его собственная оплошность привела к поражению и что боя не будет, его пехота лишилась не только победы, но и поддержки кавалерии навсегда. На удручающую картину унижения римлян взирал холодный и грозный Арарат, а священная для армян река Арацани, свидетельница тайн прошлого, спокойно несла свои чистые, искрящиеся на солнце воды, как бы давая знать, что еще много необычного в армянской истории произойдет на ее берегах в будущем.

К Лукуллу подскакал Мурена:

– Лициний, мы понесли большие потери. Предлагаю остановиться и решить судьбу кампании.

Лукулл посмотрел на него с презрением:

– Нет, армянский Карфаген ждет нас!

С упорством, достойным лучшего применения, Лукулл стоял на своем. Движение вперед продолжилось.

Через два дня после битвы на Арацани ночью в укрепленном лагере Лукулл размышлял о превратностях судьбы.

– Вызвать ко мне моего летописца Антиоха!

Пришел Антиох, философ, писавший биографию Лукулла и летопись похода. В шатре горели масляные светильники, было тихо и свежо. В атмосфере полумрака худое лицо командующего приняло изнуренный и надломленный вид. Лукулл усадил летописца за стол и приказал:

– Пиши: «Когда Лукулл увидал перед собой войско Тиграна по ту сторону реки Арацани, он принес жертвы богам, затем переправился через реку и начал битву. Прежде чем дошло до рукопашной, армяне, не выдержав даже боевого клика римлян, обратились в бегство. Противник снова потерпел страшное поражение. Римские солдаты преследовали беглецов в продолжение всей ночи, пока они не устали от бойни и не потеряли охоты брать пленных. Были взяты в плен лица именитые, осталось только переловить некоторых азиатских владык, убегавших, словно звери, в пустыню и непроходимые леса».

Утром римские солдаты, проснувшись и выйдя из палаток, увидели снег. Кружились и плавно падали снежинки; земля, палатки, повозки и метательные машины были занесены снегом и приобрели необычные очертания. Лукулл еще отдыхал, когда в его палатку вошел секретарь:

– Проконсул, есть новость: выпал снег!

– Не может быть! – удивился Лукулл. – В это время?

– Да, проконсул!

Одевшись, Лукулл вышел и, увидев белое покрывало на земле, с досадой заметил:

– Тигран ухитрился даже снег наслать на мою армию, чтобы не дать мне насладиться триумфом победы.

Он посмотрел на Арарат, очертания которого сквозь низкую облачность с трудом угадывались на востоке, и, поежившись, снова подумал о превратностях судьбы, развернулся и быстро зашел в палатку. Вскоре его потревожил помощник:

– Проконсул, прибыл отряд из двадцати всадников от Сорнатия. Они шли к нам из понтийского Трапезунта через Карин.

– О, город Трапезунт упоминается в «Анабасисе» Ксенофонта как конечный пункт отступления греков‑наемников к Черному морю. Какие новости? – воодушевился командующий.

– Полагаю, что новости тебе не понравятся. Войска Сорнатия не придут. Легата Фабия с его легионом разбил Митридат, а солдаты Сорнатия отказались от похода и требуют роспуска, который им был давно обещан. Сорнатий ждет подкрепление – легион под командованием Триария.

– Как все не складывается, – с досадой сказал Лукулл. – Ты ждешь удачного дня, а в дверь стучится лишь невезение.

Вошел секретарь:

– Проконсул, ты посылал к наместнику Киликии Марцию за помощью. Он отказал.

Удрученный, Лукулл сел в кресло, посмотрел на своих подчиненных:

– Когда дела не ладятся, кто‑то думает с надеждой о будущем, а кто‑то, как я, готовится к худшему.

В заснеженном лагере Публия Клодия к палатке легата подошла солдатская делегация, поодаль от нее встали офицеры – трибуны и префекты. Получив доклад охраны, Клодий вышел из палатки, осмотрел публику и понял, что его ждет непростой разговор: в его легионе бунт. Почти вся делегация состояла из фимбрианцев, старых солдат, которые служили еще при легате-бунтаре Флавии Фимбрии. Тем не менее Клодий спокойно сказал:

– Я вижу опытных воинов, которые служили под командованием легата Фимбрии на первой войне с Митридатом. Что скажете?

Самый наглый из солдат Нумерий произнес:

– Легат, это так! Мы раньше служили у Фимбрии, но старое забыто. Нас выбрало солдатское собрание, чтобы встретиться с тобой и донести наши требования.

– Понимаю. – Клодий говорил как можно спокойнее. – Собрание выбрало воинов, имеющих опыт бунта против своих начальников. Мне известно, что легат Фимбрия в ходе похода подговорил солдат убить командующего Флакка и выбрать полководцем его самого, а потом, когда солдатам он надоел, они променяли его на Суллу, и Фимбрия покончил с собой.

– Легат, старое забыто. – Нумерий злобно смотрел на Клодия. – Солдаты не хотят идти дальше.

– И чем же вы объясняете свое нежелание идти дальше? – настороженно спросил легат.

– Нас принуждают идти, а впереди есть только неизвестность, – сказал другой солдат.

Третий выкрикнул:

– Все легионы считают, что пропадут в этой дикой стране. Надо остановиться!

– Вы уже говорите от имени всех легионов? – Клодий старался не показывать волнение.

– В этом походе нам ничего не досталось, идем только за повозками командующего, набитыми золотом.

– Разведчики рассказали, что впереди снова горы, ущелья, перевалы, – Нумерий говорил со злым выражением лица, – а гора армянских богов Арарат непредсказуема и внушает страх.

– Солдаты Помпея давно сидят дома с женами и детьми, – сказал кто-то. – Весь легион отказывается идти дальше! Легат, поворачивай назад!

Публий Клодий, который явно был в немилости у Лукулла и чувствовал себя обойденным, слушал все это и думал о том, что ему самому надоело жить в поле и он давно желал прекратить поход.

– Согласен, нам нужно сберечь оставшиеся силы, – сказал он. – Я, как друг солдат, тоже не вижу другого выхода, как повернуть назад, и передам командующему все ваши требования.

В палатку командующего вбежал его помощник и выкрикнул:

– Мятеж!!

– Не понимаю.

– Войско взбунтовалось!

– Чей легион?

– Публия Клодия. Но волнения начались во всех легионах.

– Легатов и Полигистора ко мне!

Легионы охватили волнения, готовые перерасти в открытый бунт. Как только в палатке командующего собрались вызванные офицеры, Лукулл сказал:

– Если для вас, легатов, честь и доблесть что‑то значат, вы будете действовать по приказу командующего и повиноваться ему во всем, не будете медлить в вопросе дисциплины и, наводя порядок, без колебаний примените суровые меры!